Я называю оба предшествующих типа иррациональными на том уже объясненном основании, что все их действия основаны не на суждениях разума, а на абсолютной силе восприятия. Их восприятие направляется только на происходящее, которое не подлежит никакому выбору через суждение. В этом смысле оба последних типа имеют значительное превосходство над обоими первыми рассудочными типами. Объективно происходящее закономерно и случайно. Поскольку оно закономерно, оно доступно разуму, поскольку оно случайно ? оно разуму недоступно. Можно сказать и наоборот, что мы в происходящем называем закономерным то, что нашему разуму кажется таковым, и называем случайным то, в чем мы не можем открыть никакой закономерности. Постулат универсальной закономерности остается постулатом только нашего разума, но не является постулатом наших функций восприятия. Так как они никоим образом не основываются на принципе разума и его постулатах, то они по своей сущности иррациональны. Поэтому я и перцепторные типы (Wa-henehmungs-typen), согласно их сущности, называю иррациональными. Но было бы совершенно неправильно понимать эти типы как ?неразумные¦ только потому, что они суждение ставят ниже восприятия. Они просто в высокой степени эмпиричны; они основываются исключительно на опыте, даже в такой степени исключительно, что их суждение по большей части не может идти в ногу с их опытом. Но, несмотря на это, функции суждения существуют, только они поглощают большую часть бессознательного бытия. Поскольку бессознательное, несмотря на свое отделение от сознательного субъекта, все-таки всегда проявляется, постольку и в жизни иррационального типа замечаются странные суждения и странные волевые акты в форме ложного мудрствования, холодной рассудочности и по виду замысловатого выбора лиц и положений. Эти черты носят инфантильный или примитивный отпечаток; иногда они странно наивны, иногда легкомысленны, резки и насильственны. Рационально установленному легко может показаться, что эти люди по своему действительному характеру рационалистичны и преднамеренны в худшем смысле. Это суждение, однако, было бы действительно только для их бессознательного, но никак не для их сознательной психологии, которая вся установлена на восприятие и вследствие своей иррациональной сущности совершенно не понятна рассудочному суждению. Рационально установленному может в конце концов показаться, что такое накопление случайностей вообще не заслуживает имени ?психология¦. Иррациональный не остается в долгу у этой оценки благодаря тому впечатлению, которое на него производит рациональный:
он рассматривает его как нечто полуживое, единственная цель жизни которого состоит в том, чтобы наложить цепи разума на все- живое и стянуть ему шею суждением. Это, конечно, грубые крайности, но они случаются. По суждению рационального иррациональный легко мог бы быть представлен как рациональный низшего качества именно тогда, когда о нем судят по тому, что с ним случается. С ним случается как раз не то, чего нельзя предвидеть, ? этим он владеет, ? но вещами, которые им двигают, являются разумное суждение и разумное намерение. Это для рационального совершенно непонятный факт, невероятность которого равняется только удивлению иррационального, который нашел кого-нибудь, кто идею разума ставит выше, чем живую и подлинную действительность. Подобное кажется ему совершенно невероятным. По большей части безнадежно вообще предлагать ему нечто принципиальное в этом направлении, потому что рациональное объяснение ему так же неизвестно и даже противно, как рациональному кажется невозможным заключить контракт без взаимного соглашения и обязательства.
Этот пункт приводит меня к проблеме психических отношений между представителями различный типов. Психические отношения новая психиатрия, опираясь на язык французской гипнотической школы, называет ?раппортом¦ (rapport). Раппорт состоит прежде всего в некотором чувстве существующего сходства, несмотря на признанное различие. Даже признание существующего различия, если только оно взаимно, есть уже раппорт, чувство сходства. Если это чувствование, когда оно является, мы делаем в значительной степени сознательным, то мы открываем, что это не просто чувствование, свойство которого не поддается дальнейшему анализу, но вместе с тем идея, или содержание познания, которое пункт согласия излагает в форме, доступной мышлению. Это рациональное изложение имеет значение исключительно для рационального, но не для иррационального, который основывает свое суждение не на их суждении, но вообще на параллельности происходящего, живой действительности. Его чувство согласия есть общее восприятие ощущения или интуиция. Рациональный сказал бы, что раппорт с иррациональным основан на чистой случайности. Когда объективные "положения случайно совпадают, тогда получаются некоторые человеческие отношения, но никто не может знать, какое значение имеют эти отношения или как долго они будут продолжаться. Для рационального часто просто тяжела мысль, что отношения продолжаются только до тех пор, пока внешние обстоятельства случайно являются общими. Это кажется ему не совсем достойным человека, в то время как иррациональный видит в этом особенно красивую черту человечества. В результате каждый считает, что с другим невозможно находиться в каких-нибудь отношениях, как с человеком, на которого нельзя положиться и с которым никогда нельзя поладить. К такому результату приходят, конечно, только тогда, когда сознательно стараются сложить с себя ответственность за характер отношений к своим ближним. Но так как такая психологическая добросовестность не слишком обычна, то часто случается, что, несмотря на абсолютное различие точек зрения, устанавливается некоторый раппорт, и именно следующим образом: один молчаливо предполагает, что другой в существенных пунктах имеет то же самое мнение, а другой чувствует или ощущает объективную общность, о которой первый не имеет сознательного понятия и существование которой он даже будет оспаривать, точно так, как последнему никогда не придет мысль, что его отношения должны быть основаны на общем согласии. Такой раппорт бывает наиболее часто; он основан на предположениях, которые позже становятся источником недоразумений.
Психологические отношения в экстравертированной установке всегда регулируются объективными факторами, внешними условиями. То, чем другой является внутри себя, никогда не имеет решающего значения. Для нашей современной культуры экстравертированная установка в принципе служит основанием для человеческих отношений; интровертированный принцип, конечно, имеет место, но считается исключением и апеллирует к терпимости современников.