Оба вышеописанных тина почти недоступны для внешнего рассмотрения. Так как они интровертированны и вследствие этого имеют незначительную способность и склонность к выражению, то они дают очень мало руководящих данных для верного суждения. Так как главная их деятельность направлена внутрь, то снаружи видны только сдержанность, скрытность, безучастие или неуверенность и, по-видимому, необоснованная застенчивость. Если что-нибудь выражается, то это является косвенными проявлениями неполноценных и относительно бессознательных функций. Выражения такого рода вызывают, конечно, предубеждение окружающих против этого типа. Вследствие этого их по большей части недооценивают или по меньшей мере не понимают. В той мере, в какой эти типы не понимают самих себя, потому что им в значительной мере не хватает именно суждения, они также не могут понять, почему они постоянно недооцениваются общественным мнением. Они не понимают, что их идущие наружу действия в действительности не обладают необходимыми качествами. Их взор очарован богатством субъективных событий. То, что всегда происходит, так увлекательно и так полно неистощимой прелести, что они совсем не замечают, что то, что они об этом сообщают окружающим, обычно заключает в себе только очень мало того, что они сами переживают в связи с этим внутри себя. Отрывочный и по большей части только эпизодический характер их сообщений ставит слишком высокие требования пониманию и готовности окружающих; к тому же их сообщению не хватает присущей объекту теплоты, которая одна только обладает силой убеждения. Напротив, эти типы очень часто внешне ведут себя грубо и пренебрежительно, хотя они этого совсем не сознают и не намерены этого делать. Об этих людях судили бы более справедливо и их окружили бы большей снисходительностью, если бы знали, как трудно передать понятным языком результаты внутреннего созерцания. Но все-таки это снисхождение не должно идти так далеко, чтобы вообще избавить их от требования сообщать свои переживания. Для таких типов это было бы величайшим вредом. Сама судьба приготовляет им, быть может, чаще, чем другим людям, требующие преодоления внешние трудности, которые могут их отрезвить от упоения внутренним созерцанием. Но часто, для того чтобы наконец выудить у них человеческое средство общения, должна встретиться большая нужда.
С экстравертированной и с рациональной точки зрения эти типы, пожалуй, самые бесполезные из всех людей. Рассматриваемые с более высокой точки зрения, такие люди служат живым доказательством того факта, что богатый и подвижный мир и его полная и опьяняющая жизнь существуют не только снаружи, но и внутри. Конечно, эти типы являются односторонними проявлениями природы, но они поучительны для того, кто не дает ослепить себя любой духовной модой. Люди такой установки ? двигатели культуры и воспитатели в своем роде. Их жизнь учит большему, чем они говорят. Мы понимаем из их жизни и, быть может, очень много из самого большого их недостатка ? отсутствия способности общения ? одну из самых больших ошибок нашей культуры, а именно сильную веру в слова и изложение, безмерную переоценку обучения словами и методами. Ребенку, конечно, импонируют высокие слова родителей. Но даже начинают как будто верить, что этим воспитывают ребенка. В действительности ребенка воспитывает то, чем родители живут, а то, что родители прибавляют к этому словесными жестами, чрезвычайно запутывает ребенка. Это же касается и учителя. Но в методы верят так сильно, что если только метод хорош, то кажется, что и учитель, который им пользуется, освящается им. Неполноценный человек никогда не бывает хорошим учителем. Но он скрывает свою вредную неполноценность, которая тайно отравляет ученика, за прекрасной методикой и настолько же блестящей способностью интеллектуального выражения. Конечно, ученик зрелого возраста не требует большего, чем знания полезных методов, потому что он уже изнемогает под тяжестью общей установки, которая верит в победоносный метод. Он уже узнал, что лучший ученик ? это самая пустая голова, которая хорошо умеет машинально следовать методу. Все окружающие его словами и своим образом жизни говорят ему, что всякий успех и всякое счастье находятся во внешнем мире и что нужны только правильные методы, чтобы достигнуть желаемого. Или, быть может, жизнь его религиозного учителя показывает ему то счастье, которое сияет из богатства внутреннего содержания? Конечно, иррациональные интровертированные типы как учителя не являются совершенными людьми. Им не хватает разума и этики разума; но их жизнь учит другим возможностям, отсутствие которых наша культура дает чувствовать мучительным образом.